«Заповедники должны быть научными учреждениями». Бывший сотрудник Припятского заповедника о судьбе природного комплекса

— В леса бывшего заповедника я хожу разве что за грибами и ягодами. Сейчас с Национальным парком меня ничего не связывает. Хотя, в лесах приходят грустные мысли о том, во что превратился бывший заповедник.

Я уверен, что упор в работе даже нацпарка нужно было делать на изучение уникальных припятских природных комплексов и просвещении населения. В этом основная миссия подобных учреждений во всём мире. А у нас рубят, рубят, рубят… Рубят уникальные пойменные дубравы, а после пилят в Лясковичах из них паркет. А это ведь уникальный природный полигон для науки, который до 2000-х годов испытывал минимальный хозяйственный прессинг. Его стоит изучать, сравнивая с аналогичным участком на противоположном берегу Припяти.

Сейчас пойменные дубы сохнут и этим оправдываются рубки в дубравах. Но когда я работал научным сотрудником, то занимался гидрологией. Поэтому знаю, что в пойменные дубравы столетиями весной приходила вода и уходила лишь где-то к середине лета. Ничто ей не мешало. А сейчас дубравы перерезала дорога, которая выполняет роль дамбы, правда с несколькими трубами для стока воды. И они, конечно, не могут заменить собой свободное перемещение воды. Следовательно гидрология этих комплексов нарушена!

Уже более 20 лет не ведутся системные исследования гидрологического режима пойменных дубрав. А ведь это колоссальное время, которое попросту для науки потеряно. Ни в коем случае нельзя было прекращать исследования! Они могли бы помочь в понимании функционирования дубовых древостоев в периодически переувлажняемых условиях — сведения, необходимые для развития всей лесохозяйственной науки. Но, для того, чтобы так было, как я считаю, руководить нацпарком или заповедником должен человек от науки, а не от лесного или какого-либо ещё хозяйства; человек, понимающий важность научных исследований.

В бытность моей работы научным сотрудником и инженером по лесопользованию, мне довелось встречаться с такими известными учёными-лесоводами, как И. Ф. Моисеенко, Д. С. Голод. Также я ездил на рабочие встречи в Березинский биосферный заповедник, Беловежскую Пущу. Помогал в подготовке кандидатской диссертации по гидрологии пойменных дубрав научному сотруднику Илье Солоновичу — мы закладывали пробные площади и в заповедных массивах, и в эксплуатируемых лесах Житковичского лесхоза, сравнивая различные показатели развития лесного организма.

В заповеднике лесники не только охраняли лес, но также собирали жёлуди и шишки, участвовали в научных работах: они вели дневники наблюдений, куда вносили все отмеченные в обходах изменения. Я сам в 1995 году, при проведении полевых исследований как-то обнаружил старое дерево сосны, диаметром более метра. Сейчас это известный туристический объект — так называемая царь-сосна. Чтобы посмотреть на неё, туристу нужно заплатить деньги в кассу нацпарка. А много ли таких объектов появилось в лесах за то время, как заповедник стал нацпарком? Между тем, именно на этом, а не на охоте и вырубках, должно зарабатывать учреждение подобного профиля.

Я твёрдо убежден, что на Припяти, с её уникальной поймой, болотами, лесами, должен быть заповедник — научно-исследовательское учреждение, а не хозяйствующий субъект (нацпарк с лесопильным производством).

Автор: Андрусь Гаёвы

Фото: Анатолий Домашкевич

Перепечатка материалов Багны возможна только с письменного разрешения редакции