Владимир Батуев

Специализация: инженер-гидролог.

Место работы: заведующий группой гидрологии болот в Государственном гидрологическом институте (Санкт-Петербург), отдел экспериментальной гидрологии и моделирования гидрологических процессов.

Я хотел быть океанологом, но заочно учиться было нельзя

Мне всегда нравилась природа в глобальном смысле, и я хотел быть океанологом. Но заочно получить такое образование было нельзя, и я закончил гидрологический факультет ЛГМИ, получив специальность «инженер-гидролог».

Во время учёбы необходимо было менять род деятельности и начинать работать по специальности. Выбор был между манящей Антарктидой и бурно развивающейся Западной Сибирью.В первом случае, по опыту моих старших товарищей, учёба могла растянуться на многие годы, и я уехал в Западно-Сибирскую экспедицию «Государственного гидрологического института».

Экспедиция, даже по тем временам, была огромной и охватывала территорию от Самотлора (месторождение в Тюменской области — ред.) до Бованенково (месторождение на Ямале — ред).

Это было время интенсивного освоения новых углеводородных месторождений и сопутствующего обустройства промышленной и коммуникационной инфраструктуры на малоизученных сильно заболоченных пространствах.

Я там проработал 11 лет, с 1982 до 1993 года. Круглогодично живя в полевых партиях, особо запоминающихся зимовками, прилетал в тогдашний Ленинград лишь для сдачи отчетов и экзаменов, обучаясь в институте и аспирантуре. Если в дальнейшем занимаешься научной деятельностью по нашей специальности, то этот бесценный полевой опыт уже ничем нельзя восполнить.

В экспедиции изучали болота, для которых не было даже классификации

В экспедиции я стал сразу начальником Надымской партии. Мы занимались многолетнемёрзлыми болотами, которые в гидрологическом отношении вообще не были изучены, не существовало даже их гидрологической классификации.Хотя следует сказать, что эти болота, бугристые и полигональные, имеют ту же голоценовую торфяную залежь, но в мёрзлом состоянии.

Гидрология болот как наука, и особенно её прикладные аспекты, опирается на материалы режимных наблюдений. Мы измеряли уровни воды, режим промерзания и оттаивания, теплопотоки, радиационный баланс, испарение, сток воды (как непосредственно с болотных массивов, так и на дренирующих их водотоках), производили весь комплекс метеорологических наблюдений.

Эти данные были широко использованы при обосновании проектов обустройства на территориях газовых и нефтяных месторождений — ведь здесь порой, как ни старайся, мимо болот не пройдёшь. Это самый заболоченный регион в мире, а в болотах здесь, по подсчетам моих коллег, сосредоточено более одного кубокилометра воды. Это равно годовому стоку Оби почти за три года. Так что, если вдруг наступит продолжительный засушливый период, можно будет получать и пить воду из болота.

По огромным волнам над лесотундрой — прикольно, но дорого

Структура первичной гидрографической сети здесь такова, что порой и сам не знаешь, где сосредоточен сток воды с болота и где следует установить водопропускное сооружение.

В то же время гидрограф показывает, что до 90% годового стока приходится на весенне-летнее половодье.

Это означает, что основная масса воды скатывается с болота ещё по мёрзлой торфяной залежи при малом слое сезонного оттаивания и не успевает разработать русловой врез для поверхностного стока.Недоучет данного обстоятельства особенно пагубен при строительстве линейных сооружений, таких как отсыпка дорог и прокладка магистральных трубопроводов. С одной стороны, аккумулированная масса воды воздействует на само сооружение в виде мерзлотного пучения.

Вот и сейчас, выезжая на такие участки дорог, пересекающих болото, ты как бы плывешь по огромным волнам над лесотундрой. Это, с точки зрения путешественника, даже прикольно. Но когда технологический транспорт вынужден «плавать» ежедневно и когда ежегодно затрачиваются значительные средства на восстановление бетонного покрытия, то уже не до приколов.

С другой стороны, накопившаяся вода растепляет болото, начинают протаивать многолетнемёрзлые бугры. Это приводит к деградации как естественного растительного покрова, так и веками накопившейся и законсервированной в торфяной залежи органики, вплоть до процессов видимого гниения с выделением метана.

Учитывая равнинность водораздельных пространств и весьма малые уклоны водной поверхности, такое влияние зоны подтопления может распространяться на значительные расстояния от сооружения.

Кедр не только медленно растёт, но и медленно умирает

Будучи на местах — а экспедиция была расформирована в 1993 году — мы старались оперативно влиять и были востребованы как на этапе проектирования, так и при строительстве. И это связано не только с болотами, но и с обширными поймами рек.

Я довольно часто бываю в тех краях и иногда, проезжая пойму даже в знакомых местах, вижу — с одной стороны дороги стоит ничуть не изменившийся красавец кедровник, покачивая на северном ветру еще не налившимися шишками. А с другой стороны дороги – рыжие деревья со скрюченными ветвями и с ещё не опавшей хвоей.

Кедр на севере не только растет медленно, он умирает ещё медленнее, тянется к машине: «… как же вы не доглядели…»

Естественно, мы не могли исследовать всю эту обширную территорию в научном плане, а уж тем более отслеживать антропогенное воздействие при таких масштабах строительства. Поэтому мы выбирали гидрологические узлы с наиболее распространенными для этих мест типами подстилающей поверхности так, что выпускаемые нами методические рекомендации по гидрологии можно было распространить на всю зону бугристых болот.

Я исследовал минимальный сток рек криолитозоны

Когда начал заниматься наукой? Не знаю, как не знаю, занимаюсь ли ей до сих пор… На все времени нет. Сейчас в основном сиюминутная практическая гидрология, помимо этого стараюсь отвлекаться на что-нибудь интересное мне — например на исследование реликтовых болот. Но с вертолётным временем в наше время сложно.

А вообще на нашем языке я «минимальщик» и по диплому, и в аспирантуре. Это значит, что моя специализация — минимальный сток рек криолитозоны, ну а с болотами — уж так сложилось. От них никуда не денешься. Там было очень мало наблюдений и те с короткими рядами, а на малых реках так вообще не было.

В межень воды мало, особенно зимой. Это летом с вертолета кажется, что всё в воде и некуда приземлиться. А зимой, говорят, большинство из них перемерзает. Это не совсем так. Просто у них сравнительно малая естественная зарегулированность водосборов, и зимой они просто пересыхают, как на юге.

Воду из болота нельзя долго пить — слишком чистая

Для вахтового поселка или города вы найдете воду, ведь их заблаговременно привязывают к таликам. Поверхностные водозаборы редки, с ними много мороки. А как быть остальным, при столь разбросанной по территории инфраструктуре?

Как-то прилетаю в одну из партий и вижу, что все болеют: зубы, суставы… Даже курить бросили. А оказывается, речка перемёрзла, и они уже третью неделю топят снег, готовят на этой воде.

«А что, – говорят, – смотри, какой чай красивый и прозрачный!» Но такая вода все равно что дистиллят – очень низкая минерализация, из организма вымываются все соли. Почти такая же вода на болоте. Пить воду из олиготрофного болота долго нельзя – она слишком чистая.

Мы сразу же завели «Дружбу» и начали пилить ржавый, «грязный» речной лёд. Растопили его и начали готовить пищу – через два дня у всех всё прошло.

4 тысячи лет назад на севере было тепло

Торфяная залежь болота — это своеобразный летописец. Хоть наши болота и сравнительно молоденькие, голоценовые, но палеоклиматологи с их помощью могут воссоздать изменение климата как раз за это время – последние 14 тыс лет.

Это очень интересно. Например, на Севере встречаются болота с мощностью торфа до 6,5 метров. При интенсивности торфонакопления, соответствующей современным климатическим параметрам, это просто невозможно.

Значит, там было сравнительно тепло. В подошве торфяной залежи встречаются останки деревьев, хотя они там сейчас просто не растут. Согласно нашим анализам образцов торфа, примерно 4 тысячи лет назад климат там резко изменился.

Хороший учёный не должен превращать гипотезу в сказку

Книга «Гидрология заболоченных территорий зоны многолетней мерзлоты Западной Сибири»

Сейчас мы закончили монографию о талых олиготрофных болотах и она в публикации. Мы обобщили 63-летний опыт работы Зеленогорской болотной станции (до 2013 года). Эта станция является частью специализированной болотной сети Росгидромета. До этого мы выпустили монографию по мёрзлым болотам Западной Сибири.

Буду ли я заниматься болотами дальше?

Думаю да, это как М-теория или океан — что там, в их глубинах? Но одними болотами жить нельзя, необходимо разнообразить интересы.

Вот и у меня так — строительство, нефтепереработка, гидравлика сервоприводов — пока не начинают надоедать. В свободное время с большим удовольствием собираю грибы и отдыхаю на даче, поскольку по роду своих занятий уже слышать не могу о путешествиях, охоте и рыбалке.

Быть хорошим учёным — значит не верить ни в какую придуманную людьми ерунду — должно быть всё подтверждено экспериментально. Нельзя превращать гипотезу в сказку, а потом верить в неё, ну, в силу того, что сродняешься с ней — ведь жизнь коротка. Если уж и верить, то только в природу в глобальном смысле, и в себя как часть природы.

Заглавное фото © rus.edasi.org

Перепечатка материалов Багны возможна только с письменного разрешения редакции

Публикация финансируется Шведским агентством по международному развитию и сотрудничеству «Сида». Сида не обязательно разделяет мнение, выраженное в этом материале. Ответственность за его содержание целиком возлагается на ОО «Багна»