Сергей Любимов

  • Раздел: Болота
  • Авторы: Volha Kaskevich
  • Дата: 22.05.2017, 23:50

Кто: социолог, урбанист – PhD (Институт философии и социологии Польской Академии наук)

Место работы: преподаватель департамента Медиа ЕГУ (Вильнюс), один из основателей Лаборатории критического урбанизма ЕГУ.

Почему я стал ученым?

Наверное, изначально на меня повлияло открытие, что разные группы людей живут по разным правилам, с разными ценностями. Меня это с детства впечатляло и, видимо, привело к вопросам о том, почему так происходит, из чего состоят границы между такими группами и что делает всех людей одним видом.

Статью “Балота, гісторыя і прастора Беларусі” я написал в 2007 году.Ее главной идеей было прочитать классика теории города Анри Лефевра с белорусской перспективы.

В 1970-е годы философ Лефевр начал работать с тезисом о том, что все общество – и капиталистическое, и социалистическое – стало городским. Это значит, что город стал единственным способом организации жизни. Городское общество появилась благодаря новым, более эффективным формам контроля, исчисления и коммерциализации построенной и естественной среды.

В этой ситуации природная среда уже не противовес городу, но часть системы, где город – однозначный центр. Чтобы понять послевоенное общество, считает Лефевр, нужно разрабатывать методологию и понятия, которые бы анализировали последствия урбанизации и превращения всего общества в городское. Европейские и американское послевоенные общества считаются примерами наиболее полной реализацией идей и установок модерна, Нового времени.

В 2000-х в Беларуси мне не хватало попыток ответа на вопрос, можно ли считать послевоенный советский период модерном.

А если можно, чем эта модернизация специфична, какую именно природу и результаты имел процесс урбанизации в Беларуси? Какие отношения выстроились между белорусским позднесоветским модерным и домодерным обществами? Какова степень преемственности между ними?

Я просто попытался обратить внимание на то, что советский проект мелиорации болот в Беларуси стал одним из основных каналов превращения белорусского общества в городское общество – не только в инфраструктурном, но и в мировоззренческом, политическом, профессиональном измерениях.

Я также хотел показать, как в рассуждениях о специфических чертах Беларуси и белорусов возникает образ болота и какую функцию он имеет. Я предлагал смотреть на белорусское болото как на выхолощенный и вытесненный сюжет, который возвращают в те моменты, когда нужно назвать и успокоить в белорусской ситуации что-то не проясненное, смутное или отклоняющееся от нормы. Думаю, белорусский модерн специфичен как раз тем, что он менее прозрачен и исчислим, чем идеальные типы модерных обществ.

Поэтому метафора болота настолько популярна и терапевтически значима, хотя в последние годы она все чаще заменяется новыми метафорами и сюжетами.

Я никогда не занимался темой белорусских болот системно.

Думаю, сегодня можно рассматривать проект мелиорации белорусских болот и проект послевоенной модернизации и урбанизации в целом в духе создания и реализации ряда технологических, политических, профессиональных, культурных ОПП (обязательных для прохождения пунктов), о которых писал Мишель Каллон.

Это была бы история навязанной модернизации, того коридора возможностей, который был у Беларуси как у послевоенного промышленного общества. Думаю, есть экологические историки и антропологи, которые работают с такой методологией и понятиями в схожих эмпирических контекстах.

В целом, конечно, нужно всеми силами стремиться исследовать белорусскую природную среду в тех понятиях и теориях, которые используются глобально, не замыкаться в эмпирицизме, уникальности этого пространства. Сегодня конкретное пространство обуславливается все более сложным и нелинейным процессом, зависящим от многих географически далеких факторов.

Часто у нас еще даже нет понятий, чтобы обнаруживать и называть эти факторы. Чтобы создавать и тестировать понятия, нужно уметь сравнивать, сопоставлять контексты.

В разные исторические моменты природная среда имеет разную суть и значение.

Социальные науки помогают выявлять причины такой разницы, объяснять, почему в каких-то обстоятельствах природу покоряют, в каких-то потребляют; какие профессиональные идентичности и стили жизни связаны с конкретными значениями природной среды; каких результатов можно ждать от доминирования того или иного значения природной среды.

В целом, я думаю, в социальных науках всегда, несмотря ни на что, остается ядро оптимистического позитивизма: чем больше мы знаем и чем подробнее мы это проговариваем, тем лучше мы управляем. Сегодня, скажем, существует много попыток социальной инженерии, заново изобретающей природную среду и образ жизни в ней.

Знаю, что в Европейском союзе есть ряд соответствующих программ для горожан, чаще всего среднего класса, которые хотели бы адаптироваться к жизни не в городе, в том числе и профессионально.

Хотя в логике Лефевра это типичный пример, что всё – город, а не-города уже нет.

При этом, думаю, таких программ будет всё больше. В Беларуси такие программы тоже есть, но, насколько я знаю, они сводятся к тому, чтобы обустроиться в бытовом плане и найти работу. Там не идет речи об изобретении сельской жизни заново, новых типов предприятий, новых идентичностей. Чтобы планировать и реализовывать такие программы в долгосрочной перспективе, нужно хорошо понимать логику общественной истории, знать основные модели объяснений общественных закономерностей. Во всяком случае, знать, в какую сторону двигаться в процессе проектирования.

Белорусские болота тоже будут постепенно становиться предметом социальной инженерии.

Мне нравится, что в академии очень большой круг собеседников.Что можно и нужно реагировать на мысли и аргументы людей, которые жили очень давно, в совсем отличных от твоей ситуациях, что нужно стараться понимать их. Меня иногда деморализует, что в университетской среде в большинстве ситуаций непонимание или недопонимание – это одно из самых распространённых состояний.

Сам архив социального и гуманитарного знания довольно сложный, и тот факт, что теперь с ним можно работать с помощью поисковиков, не сильно его упростил. К тому же участники университетской жизни чаще всего очень неравны в плане опыта и знаний. Но эти состояния непонимания или недопонимания нужно научиться принимать. Поэтому молодым ученым я бы посоветовал не бояться непонимания.

Свои исследования я обычно провожу так.

Начинаю с вопроса, который меня интересует, определяю эмпирический материал и к нему подбираю методы и источники информации, стараюсь уже на этом этапе думать о триангуляции (использование нескольких исследовательских методов для получения более достоверных эмпирических данных – прим. авт). Если я работаю с эмпирическим материалом сам, то это качественные методы. Всегда стараюсь подстраиваться под вопрос. В последние годы довольно много преподаю, поэтому не могу сказать, что регулярно занимаюсь исследовательской работой.

Чаще всего я сотрудничаю с архитекторами и работаю с картографией как методом концептуализации краткосрочных общественных и пространственных изменений и как методом представления результатов анализа.

В 2007 году в Баухаузе (Дессау) мы с двумя коллегами сделали такой картографический проект, который хорошо попал в дискуссии о новой стратегической архитектуре в Европейском союзе и о соответствующих новых формах городской жизни в результате развития ЕС.

Сейчас в ЕГУ вместе с литовскими и международными коллегами работаем над созданием синтетического интенсивного курса для людей из разных дисциплин, где картография как метод работы имела бы объединяющую функцию.

Мой рабочий день в теперешнем виде – где-то с 8:30 чтение, рабочая коммуникация, преподавание, прогулки, встречи. Политические и военные кризисы последних лет увеличили информационную зависимость – довольно много времени трачу на то, чтобы следить за новостями.

Сложно сказать, какое время свободное, а какое нет. Иногда прогулка или бассейн – необходимость. Бывало, что выпить – необходимость.

Что почитать тем, кто интересуется ландшафтами в социальных науках:

• Lefebvre, Henri. (2003) The Urban Revolution.

• Callon, Michel. (1984) Some elements of a sociology of translation: domestication of the scallops and the fishermen of St Brieuc Bay


Заглавное фото © pikabu.ru

Перепечатка материалов Багны возможна только с письменного разрешения редакции

Публикация финансируется Шведским агентством по международному развитию и сотрудничеству «Сида». Сида не обязательно разделяет мнение, выраженное в этом материале. Ответственность за его содержание целиком возлагается на ОО «Багна»

© belarusgid.by
© bahna.land