Марина Абрамчук

Специализация: экология болот.

Место работы:  Фонд Михаэля Зукова по охране природы (Michael Succow Foundation), рабочая группа по болотам. Член совета Брестского областного отделения ГА «Ахова птушак Бацькаўшчыны».

Из наблюдения за птицами в профессиональную сферу

У меня в семье никто не занимался ни природой, ни тем более болотами. Давольно долго и я не была исключением: моё первое высшее образование было экономическим.

В то же время природа притягивала меня ещё со времён лицея, и поэтому я записалась на орнитологический кружок к Виктору Фенчуку. Так я узнала об  «Ахове птушак Беларусi», так тогда называлась АПБ. Когда мы собирались в очередную орнитологическую поездку, мой папа подшучивал: «Что, опять едешь ворон считать?».

Думаю, во многом благодаря АПБ моя работа сейчас связана с охраной природы.

Я поступила в магистратуру Варшавского университета. На один из семинаров нам нужно было подготовить презентацию о конфликте между охраной природы и хозяйственной деятельностью. Тогда же началась эта история с беларусскими болотами, которые исключали из заказников для добычи торфа.

Рассказав о постановлении №794, я начала погружаться в тему.

Все книги, все разговоры сводятся к болотам

К тому же преподаватель по этому предмету, Виктор Котовски, занимался изучением болот. Он мне предложил поехать на экскурсию IMCG (International Mire Conservation Group) летом 2014 года. Приехало 25 человек со всего мира – ведущие специалисты-болотоведы, с которыми я практически случайно на протяжении двух недель ездила по беларусским болотам. После чего окончательно в них влюбилась.

Интересно было всё. Оказалось, я ничего не знала о том, как болота функционируют, как влияют на нас, на локальный климат, засухи и наводнения, насколько связаны с более глобальными вещами – например, с концентрацией парниковых газов в атмосфере.

Почему я  люблю болота? Некоторые считают их монотонными, это можно встретить даже в профессиональной литературе. Но мне на болоте точно не скучно. Ведь каждое болото — это живой организм. Вода, торф и растительность –все очень взаимосвязано и взаимозависимо. Мне интересно пытаться понять эту зависимость. А еще болота – это огромный архив данных, сохраненных в торфе. Люди заразили меня своим энтузиазмом: Виктор Котовски, Лукаш Козуб, Ханс Юстен, Асбьерн Моен, Татьяна Минаева… Они очень увлечены. Это не только их работа, это их жизнь. Их интерес не заканчивается с окончанием рабочего времени.

И, боюсь, у меня теперь так же. Все книги, все разговоры сводятся к болотам.

Что нужно беларусским болотам?

Как и всем болотам мира, им нужна вода. А ещё – чтобы их оставили в покое. Даже беларусской наукой давно доказано: осушение неэффективно ни для сельского хозяйства, ни для энергетики. Надо сохранить малонарушенные болота и пробовать восстнавливать там, где это возможно, хоть бы даже из прагматических целей: предотвращение пожаров и наводнений, весенних заморозков и летней засухи, улучшения качества воды в водоемах, из-за ягод… Но надо понимать, что далеко не все болота и не все болотные функции можно восстановить.

Много ли у нас болот? Смотря с чем сравнивать. Мало по сравнению с тем, сколько было раньше. Но еще кое-что есть по сравнению с Западной Европой.

А людям, принимающим решения, не хватает дальновидности. Иначе болота не распахивали бы даже при осушении. А это делают до сих пор (и не только в Беларуси), и органическая почва испаряется на глазах. В соседней Польше ещё с советских времен  осушенные болота используют в сельском хозяйстве исключительно как луга.

Ратраки изменяют микрорельеф болота

Я пока не занималась болотами в Беларуси. Моё дипломное исследование касалось влияния ратраков на структуру и функциональное разнообразие растительности низинного болота в Бебжаньском национальном парке в Польше. Это совсем недалеко от границы с Беларусью.

В Беларуси дополнительные ратраки закупили в прошлом году, а на Бебжаньских болотах начинают от них отказываться из-за серьезных побочных эффектов. Уменьшается количество редких видов растений и изменяется структура болота, меньше становится кочек. Есть научные исследования, показывающие негативное влияние на мелких грызунов, земноводных. Кроме того, после использования ратрака изменяются химические свойства воды, что конечно же влияет на растительность.

Именно на кочках любят строить свои гнёзда вертлявая камышовка и другие птицы: там наиболее безопасно при колебании уровня воды. Сухая прошлогодняя растительность – хороший строительный материал для гнезд, место зимовки многих насекомых. А это – кормовая база!

Зарастание болота тростником и кустарником – это следствие. Просто вырубание кустов не имет никакого экологического смысла, так же как и борьба с тростником. Ведь причина зарастания остается нерешенной. Виды –  всего лишь проявление экологических условий. Ну а на месте одной срубленной березки или ивы в следующем году вырастет десять…

Эвтрофикация –  главная угроза открытых низинных болот

Учиться нам нужно. Многие аспекты экологии болот в Беларуси вообще не изучаются никем.

Мы привыкли, что болото очищает воду, и можно было бы думать, что после вторичного обводнения оно станет опять фильтром. Но ничего подобного. Может появиться много проблем, связанных с качеством воды.

После того, как торф взаимодействует с кислородом из воздуха, он разлагается, как любая другая органическая материя, например, как опавшие листья в лесу. При этом выделяется большое количество биогенных веществ, которые были зафиксированы в мокром торфе.

Из вторично обводнённого болота высвободившиеся биогенные вещества могут попасть в другие болота и водоёмы, спровоцировав эвтрофикацию (насыщение водоёмов биогенными элементами, сопровождающееся ростом биологической продуктивности водных бассейнов). Поэтому подняв уровень воды на деградированном участке, мы можем испортить хорошее болото рядом. В настоящее время эвтрофикация –  главная угроза открытых низинных болот.

Хотелось бы заниматься сохранением естественных болот

Я в Фонд Зуккова попала несколько случайно. На встрече во Владимире, во время семинара в рамках проекта по вторичному обводнению торфяных болот в России, мы разговорились с экспертами Фонда, и они предложили мне приехать на стажировку. Так и осталась.

Хочу заниматься Беларусью. Ведь каждый кулик свое болото хвалит :) Тянет к нашим болотам, сколько я ни ездила по Германии, Польше, Эстонии, Финляндии.

Сейчас мы подготовили проектную заявку по управлению водно-болотными угодьями в бассейне Немана.

Хотелось бы, чтобы тематика моих исследований была связана прежде всего с сохранением естественных болот, а не только с восстановлением деградированных.

Здесь приветствуются дискуссии и сомнения

Мне нравится здесь то же, что нравилось в Варшаве: отсутствие иерархии, в которой кто-то считает себя матёрым и снисходительно относится к новичкам. Здесь всегда приветствуются дискуссии и сомнения, ведь это признак того, что человек думает.

Мне кажется, главное для учёного – интерес к тому, что он изучает. Учёного не будет без любопытства и ещё – без свободы. Свобода нужна в первую очередь внутренняя, чтобы не бояться быть нестандартным. Надо сомневаться в сделанном и искать новое. А значит, нужна смелость.

Да, мнение учёных важно. Важно, чтобы что-то менялось к лучшему.

Обычный рабочий день

В Варшаве он был ненормированный. Мало дней, похожих друг на друга: я могу проводить день в университете, в поездке. Бывает, читаю научные статьи или обрабатываю данные, собранные в рамках исследовательской работы, обсуждаю с коллегами.

Заканчивается день из-за необходимости забрать дочку из детского сада и поиграть с ней. Мой муж занимается лесами, а я – болотами. То, что мы делаем, трудно назвать просто работой. Это наше увлечение! Конечно, дома мы часто обсуждаем рабочие моменты.  А дочка всё время злится на нас с мужем, ей скучно. Хотя в свои 5 лет она знает теорию литосферных плит и Дарвиновскую теорию…

В Германии больше порядка. Заканчиваются рабочие часы – и я свободна. Например, могу бежать на лекции в Грайфсвальдский университет.

Свободное время – вне цивилизации

В свободное время мы едем в наш домик в опустевшей деревне в Беловежской пуще. Там гораздо лучше и нет цивилизации. Можно отдохнуть от всех ее благ. А вообще я сама себе завидую: каждый день не похож на предыдущий. Я знакома с прекрасными людьми и занимаюсь невероятно интересными делами!

Кроме того, с появлением ребёнка обрели смысл слова «сохранить для будущего поколения». В детстве у нас рядом с домом в Бресте прыгали зайчата, кричал коростель, а с болотины доносились лягушачьи трели. Можно было встретить фазана. Сейчас вокруг всё застроено, и зайчика днём с огнём не сыскать.

Необузданная, прекрасная природа может стать экзотикой, и мне не хочется этого.

Багна

Материал подготовлен при поддержке Coalition Clean Baltic

Фотографии Алексея Осиповича